Мазл жить и мазл умереть

 

Люди нашей общины. 1 июля 2020 года в Торонто ушел из жизни крупный ученый в области военного дела, изобретатель и рационализатор, член правления Канадской Ассоциации Ветеранов Второй мировой войны из СССР, профессор, инженер-полковник Моисей Черногуз. Он из того поколения мальчишек, которые на следующий день после выпускного бала ушли на фронт. Командуя взводом штрафников, прошел войну с первого по последний день. Много раз были ситуации, когда он должен был погибнуть, но Б-г его всегда спасал.  После войны на протяжении 40 лет служил в Туркмении и Азербайджане в Бакинском Округе ПВО. Изобретения и рационализации инженер-полковника Черногуза, являясь революционным прорывом в области радиолокации, способствовали укреплению южных государственных границ Советского Союза. В течение последних 20 лет жизни в Канаде был активным общественным деятелем, одним из тех, благодаря кому правительство Канады признало за ветеранами Великой Отечественной войны из бывшего СССР статус «Ветерана Канады».  Предлагаем вниманию читателей цикл статей о жизни этого удивительного человека, написанных его дочерью - редактором журнала «Эксодус» Еленой Касимовой. (Продолжение. Начало в №1188).

 

- Были еще случаи, когда Вс-вышний подарил тебе «МАЗЛ ЖИТЬ»?

- Да, помню такой. Наши войска ведут наступление, противник в спешке отступает. Мой взвод движется по большаку. Катушки с телефонным кабелем и другим имуществом погружены на телегу. Мы, как всегда, поддерживаем связь со штабом армии и передаем информацию о налетах авиации противника. По большаку идут танки, самоходные орудия, машины. И надо же случиться, что наша телега наехала на противотанковую мину, по которой уже проходили танки и тяжелые орудия, и тогда она не разорвалась. А вот под нашей телегой - взорвалась. Лошадь и солдат погибли... Я шел позади телеги, и меня взрывом отбросило метров на пятнадцать. Конечно, я был сильно контужен, глухой, почти слепой, но все же живой. И опять меня нашли мои бойцы-уголовники. 

Еще один эпизод о том, как Вс-вышний чудесным образом в очередной раз спас меня на войне. Меня послали с пакетом на другой участок фронта. Я решил сократить путь до места назначения и подался через ближайший лесок. Идя по лесу,  я обо что-то споткнулся и упал на спину. Лежу, раскинув руки, и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой: я оказался опутан спиралью Бруно (русские солдаты ее называли «спотыкач»). Это - колючая лента-заграждение, наносящая серьёзные раны. От нее невозможно избавиться в одиночку без инструментов. Причем чем больше человек двигается в попытках выпутаться, тем больше оказывается связан этой ужасной лентой. В результате остается только лежать, не двигаться и уповать на чудо. Кроме царапин, ран и испорченной одежды, данное заграждение способно даже убить человека в случае большой потери крови.

Погода была морозная,  место – безлюдное, рассчитывать в этой ситуации было не на что. К моему счастью, часов через 6 на меня случайно набрели два наших солдата и, заметив меня, освободили. 

Когда они меня распутали, говорить я не мог, а только хрипел, руки и ноги были обморожены. С тех пор мой позвоночник и ноги сильно дают о себе знать, особенно с возрастом. Но ведь остался жив!

Ещё один  случай. Я должен был постоянно проверять боевую готовность наших ям подслушивания. У нас их было несколько и находились они примерно в 5- 6 км друг от друга. Иду я с очередной проверкой, в это время разыгралась ужасная метель. Прямо пурга, ничего не видно. Я заблудился и... оказался на немецкой территории. Меня заметили и открыли стрельбу. А я же потерял направление и не знаю, где наша сторона, где немецкая. Но тут слышу – кто-то ругается по-русски. Оказывается, в нашем боевом охранении находился солдат, который принял меня за вражеского лазутчика и открыл по мне огонь (спасибо ему). 

Я полз на выстрелы и кричал: «СВОЙ!» Но все оказалось еще хуже: меня приняли за немецкого шпиона, привели в штаб, стали проверять и допрашивать, пытаясь установить мою личность. Особист никак не хотел мне верить, а поскольку на фронте нет суда и следствия, он дал команду расстрелять. Тут Вс-вышний опять (в который раз!) милосердно совершает чудо. Он посылает мне спасительную мысль: «Я же еврей и поэтому не могу быть немецким шпионом, - немцы евреев сразу убивают». Я сказал об этом, но особист мне не поверил. Тогда пришлось предъявить последнее доказательство того, что перебежчиком я быть никак не мог: я снял штаны, все увидели на моем теле знак Союза со Вс-вышним, и меня отпустили! 

 

ВЗВОД ШТРАФНИКОВ

Бойцы взвода штрафников сами себя называли «смертниками» из-за высокой опасности нахождения на нейтральной полосе. Конечно, мне – 18-летнему мальчишке-командиру взвода - было очень сложно командовать составом взрослых уголовников, особенно на первых порах. И только после ожесточенных боев, в которых я всегда был рядом с ними, они признали во мне командира. Военная дисциплина вопреки их тюремным взаимоотношениям постепенно наладилась, и взвод успешно выполнял боевую задачу.   

Так как эта поставленная нам задача была очень непростой – разведка действий противника и круглосуточные дежурства, личный состав взвода был как в отдельном самостоятельном подразделении: 60 человек солдат, радиостанция, 
установленная в закрытом кузове машины (фургон), лошади, фельдшер, повар. По штату в моем взводе полагался писарь – делопроизводитель, следящий за составом взвода и всеми документами, и даже своя печать. По сравнению с другими взводами это было необычным.

Я как командир взвода имел право давать характеристику бойцам, заверять ее своей печатью и посылать в штаб рапорт о том, что тот или иной солдат искупил вину кровью. Без такой характеристики после войны мои солдаты-уголовники должны опять отправиться на зону. 

С одной стороны, именно поэтому я был им нужен, но дело было не только в этом. Они все были намного старше меня и берегли не только как командира, но и как товарища, который не прятался за их спины. Смертельная опасность всех 
сплачивала. 
 
МОЯ БАНЯ

Были у меня и собственные банщики. На фронте баня - дело первостепенной важности. Особенно если баня правильная, построенная по всем правилам. По разным фронтам ходили специальные поезда-бани. В состав таких мобильных бань входили собственно бани, а также вагоны-прачечные, дезинфекционные камеры, парикмахерские. 

Но нам можно было только мечтать о таком поезде или машине – они до нас никогда не доходили. И вот я нашел выход из «грязного», я бы даже сказал «вшивого» положения (люди очень страдали от вшей).  В моем взводе были два татарина, которые вообще не говорили по-русски. Это очень затрудняло их службу: они почти не понимали приказа, им нельзя было поручить никакого задания - в обычной службе они были бесполезны. 

Я разузнал, что они оба из одного татарского села, и в прошлом занимались строительством бань. И я приспособил их конструировать для нас баню на каждом новом месте, куда мы перемещались. Для войны это было чудом. На фронтах люди месяцами не имели возможности помыться, постирать одежду, хоть на время избавиться от вшей. Баня моих татар каждый раз была просто загляденьем. Они складывали ее из бревен, таскали воду, делали веники - словом, ставили настоящую баню «по-черному». 

И вот однажды к нам заехал с проверкой генерал Логинов (если я правильно помню его фамилию по папиным рассказам-Е.К.). После завершения инспекции он увидел нашу баню. «Неужели баня?!», - воскликнул он. - «А можно ее разогреть для меня?» Конечно, мои банщики все сделали по высшему разряду, и впредь генерал старался специально делать крюк и заворачивать к нам ради нашей бани. 

 

СЛУЖБА «ВНОС»

Вся наша жизнь протекала на нейтральной полосе, потому что наша армия была армией прорыва: она прорывала фронт немцев, а затем опять отступала в оборону. Так получалась нейтральная полоса. Четыре года войны у меня не было крыши над головой – жара, дождь, снег и морозы – все на открытом пространстве. Служба проходила в круглосуточном режиме дежурства, а все работы проводились ночью. На нейтральной полосе располагалась служба ВНОС - воздушное наблюдение, оповещение и связь.  Немногие знают, что представляет собой ВНОС: это подразделения противовоздушной обороны. В настоящее время ее функции выполняют радиотехнические войска.

Как было в давние-давние времена? Ожидая нападения, жители расставляли по границе княжества или государства посты (вышки) или разъезды. Увидев врага, они зажигали костры, которые сильно дымили. Стоящие подальше видели этот дым и поджигали свои костры. Так от огня к огню передавалась информация об опасности нападения. С какой стороны костры зажигались, оттуда и ожидали врага. 

По такому же принципу работала и система оповещения о приближении самолетов перед войной и во время войны. По границе была развернута разветвленная сеть наблюдательных постов ВНОС, размещенных на территории, разбитой на  пронумерованные квадраты.  

В приграничной (прифронтовой) зоне наблюдательные пункты ВНОС размещались по системе сетки, образуя параллельные (идущие вдоль границы) и радиальные (идущие вглубь страны) полосы наблюдения. Первая полоса наблюдения создавалась на удалении 8-12 км от государственной границы или фронта (на такой полосе воевал мой взвод), последующие – через каждые 60-80 км.  

Бойцы-наблюдатели постов ВНОС были вооружены винтовками и ручными гранатами, но главным их оружием были бинокли, плакаты с силуэтами наших и вражеских самолетов и другими опознавательными признаками, а также средства связи с вышестоящими постами ВНОС. Но условия видимости и погоды не всегда позволяли наблюдать за воздухом, и в этих случаях бойцов выручали «ямы подслушивания». Бойцу, сидящему в такой яме, легче было отличить рокот самолетных моторов от звуков с земли. Сведения о пролетающих самолетах, обнаруженных визуально и на слух, передавались по телефонным, телеграфным линиям и по радио на ротные, батальонные, полковые, дивизионные, корпусные посты ВНОС и далее - на главный пост ВНОС. Все эти данные анализировались и наносились на карты-планшеты.

Вот таким образом Москва узнавала воздушную обстановку на границах страны, а также на фронтах и вокруг крупных городов. О приближении самолетов оповещались зенитчики и авиация, а населению объявлялась воздушная тревога.
Из-за непрерывной бомбежки связь часто повреждалась, а радиосвязь немцы забивали. Нам приходилось постоянно обеспечивать целостность связи, иногда во время танковых атак противника. Мы ползли между батареями зенитного полка, впереди у нас были немецкие танки, а сверху нас бомбили вражеские бомбардировщики. Людские потери были колоссальные.

 

КАК МОИСЕЙ ГИТМАНОВИЧ НЕ СТАЛ ВАСИЛИЕМ ПЕТРОВИЧЕМ

- Неужели ты не чувствовал проявления антисемитизма по отношению к себе?

- Как тебе сказать? Со стороны солдат – нет. А со стороны начальства... Было много случаев, когда мою фамилию вычеркивали из списков награжденных за успешно проведенную операцию. 

Я, командуя взводом уголовников, был на самой передовой, и послать меня куда-нибудь хуже и дальше было уже невозможно. Мой писарь не раз мне советовал: «Ну чего ты со своим именем – Моисей Гитманович Черногуз – достигнешь? На войне в неразберихе с бумагами очень просто сменить имя: достаточно взять документы какого-нибудь убитого бойца, например Василия Петровича Иванова - и проблема решена». Я ему ответил: «Ну хорошо, стану я Василием Петровичем. А как я вернусь к своему отцу? Что я ему скажу? Уходил Моисеем Гитмановичем, а вернулся Василием Петровичем?» Нет, я даже слышать не хотел об этом.

 

(Продолжение следует).